Вчера навспоминала про папу, сегодня вот бумаги разбирала и хотелось плакать, но не моглось, не моглось.
Мне хочется обвинить кого-то, чтобы не чувствовать вину — всё-таки и снова вину — заего смерть. За то, какая она была, за сказанное мной, за несказанное и несделанное. Мне так хотелось, чтобы он как-то сам справился. Я так же, как он, думала, что вот врачи помогут, вот они сделают. Вот он с ними поговорит, вот всё получится... Но нет. А влезать внутрь мне было слишком страшно. Приходить и вникать в это вот всё, сопровождать его везде я боялась. И боли боялась, и того, что он отвергнет, и поломки жизненной картины страший/младший...
И вина со мной. По-прежнему со мной.
Мне хочется обвинить кого-то, чтобы не чувствовать вину — всё-таки и снова вину — заего смерть. За то, какая она была, за сказанное мной, за несказанное и несделанное. Мне так хотелось, чтобы он как-то сам справился. Я так же, как он, думала, что вот врачи помогут, вот они сделают. Вот он с ними поговорит, вот всё получится... Но нет. А влезать внутрь мне было слишком страшно. Приходить и вникать в это вот всё, сопровождать его везде я боялась. И боли боялась, и того, что он отвергнет, и поломки жизненной картины страший/младший...
И вина со мной. По-прежнему со мной.